Неточные совпадения
Но уже утром он
понял, что это не так. За окном великолепно сияло солнце, празднично гудели колокола, но — все это было скучно, потому что «мальчик» существовал. Это ощущалось совершенно ясно. С поражающей силой, резко освещенная солнцем, на подоконнике сидела Лидия Варавка, а он, стоя на коленях пред нею, целовал ее ноги. Какое строгое лицо было у нее тогда и как удивительно светились ее глаза!
Моментами она умеет быть неотразимо красивой. Оскорбительно думать, что Диомидов…
— Не
понимаю, зачем ты говоришь это, — проворчал Самгин, догадываясь, что наступает какой-то решительный
момент.
Я еще
понимаю, что дело о Холостове затянули на десять лет и вытащили решение в тот
момент, когда Холостова уже нельзя было никуда сослать, кроме царствия небесного…
Это был настоящий удар. В первый
момент Галактион не
понял хорошенько всей важности случившегося. Именно этого он никак не ожидал от жены. Но опустевшие комнаты говорили красноречивее живых людей. Галактиона охватило озлобленное отчаяние. Да, теперь все порвалось и навсегда. Возврата уже не было.
Он
понимал, что религия прогресса не рассматривает никого и ничего, никакой
момент как самоценность.
И вдруг для него наступает
момент какой-то загадочной ликвидации, в которой он ровно ничего не
понимает.
Все эти местности кишат людьми, которые, несмотря на уверения, что понятие о государстве есть понятие безразличное, независимое ни от национальностей, ни даже от исторических преданий, никак не могут
понять, почему они обязаны с такого-то
момента считать своимгосударством Францию, а не Италию, Германию, а не Данию и не Францию.
Только истинные охотники
поймут торжественность наступившего
момента, и даже набоб испытывал приятное волнение, наблюдая каждое движение искавшей собаки.
— Что — в любой
момент? — и тотчас же
понял — ч т о, кровь брызнула в уши, в щеки, я крикнул: — Не надо об этом, никогда не говори мне об этом! Ведь ты же
понимаешь, что это тот я, прежний, а теперь…
— Эй, Д-503! Пожалуйте-ка сюда! Тут у нас,
понимаете, получилась жесткая рама с консолями и узловые
моменты дают напряжение на квадратной.
— Сентябрь уж на дворе, а у нее хлеб еще в поле…
понимаешь ли ты это? Приходится, однако же, мириться и не с такими безобразиями, но зато… Ах, душа моя! у нас и без того дела до зарезу, — печально продолжает он, — не надо затруднять наш путь преждевременными сетованиями! Хоть вы-то, видящие нас в самом сердце дела, пожалейте нас! Успокойся же! всё в свое время придет, и когда наступит
момент, мы не пропустим его. Когда-нибудь мы с тобою переговорим об этом серьезно, а теперь… скажи, куда ты отсюда?
Однако ж теперь он начинает
понимать, что роковой
момент недалеко.
Так он долго с наморщенным лицом и со срывающимся кряхтением тщетно пытался восстановить давно знакомые ему круги и повороты, и потом он сам не мог
понять, как это наступил
момент, когда он сам себя спросил: «Позвольте, а где же моя боль?
Он до сих пор не мог ни
понять, ни забыть спокойных деловых слов Юленьки в
момент расставания, там, в Химках, в канареечном уголку между шкафом и пианино, где они так часто и так подолгу целовались и откуда выходили потом с красными пятнами на лицах, с блестящими глазами, с порывистым дыханием, с кружащейся головой и с растрепанными волосами.
— Я меньшего и не ждал от вас, Эркель. Если вы догадались, что я в Петербург, то могли
понять, что не мог же я сказать им вчера, в тот
момент, что так далеко уезжаю, чтобы не испугать. Вы видели сами, каковы они были. Но вы
понимаете, что я для дела, для главного и важного дела, для общего дела, а не для того, чтоб улизнуть, как полагает какой-нибудь Липутин.
— Фу ты, черт тебя возьми! Ты, как дьявол, все
понимаешь, — произнес он, но в этот
момент Лябьев поспешно поднялся с своего стула и проворно вышел в залу, где произошло нечто весьма курьезное.
Я взглянул на Глумова и встретил и его устремленные на меня глаза. Мы
поняли друг друга. Молча пошли мы от пруда, но не к дому, а дальше. А Праздников все что-то бормотал, по-видимому, даже не подозревая страшной истины. Дойдя до конца парка, мы очутились на поле. Увы! в этот
момент мы позабыли даже о том, что оставляем позади четверых верных товарищей…
И вдруг его обожгло. Из-за первого же угла, словно из-под земли, вырос квартальный и, гордый сознанием исполненного долга, делал рукою под козырек. В испуге он взглянул вперед: там в перспективе виднелся целый лес квартальных, которые, казалось, только и ждали
момента, чтоб вытянуться и сделать под козырек. Он
понял, что и на сей раз его назначение, как помпадура, не будет выполнено.
Сноситесь об этом по начальству, пишите в Петербург: много там
поймут боевое дело «военные чиновники» и «
моменты»!..
В один
момент,
поняв, в чем дело, я прыгнул, свалил с ног буяна и тем же махом двух его товарищей. Картина в один миг переменилась: прислуга бросилась на помощь актерам, и мы общими силами вытолкали хулиганов за дверь.
Воронов привстал и оглянулся. Кругом могильные холмики и кресты. Рядом с ним белый, только что выкрашенный крест. Он снова опустился на землю и на
момент закрыл глаза, не
понимая, что с ним, где он. Рука его упала на пояс и нащупала патронную суму.
Ни в единый
момент своей жизни он не был рабом и безусловным поклонником чьей-либо чужой мысли, так как сам очень хорошо
понимал, что умно и что неумно, что красиво и что безобразно, что временно, случайно и что вечно!..
Мне показалось странным, что в такой тьме можно установить возраст. В этот
момент мне хотелось быть шкипером. Я бы сказал — густо, окладисто, с хрипотой, — что-нибудь отчаянное, например: «Разорви тебя ад!» — или: «Пусть перелопаются в моем мозгу все тросы, если я что-нибудь
понимаю!»
— Держись крепче! — и спустился в воду сам, держась за верёвку. Я ударился о что-то ногой и в первый
момент не мог ничего
понять от боли. Но потом
понял. Во мне вспыхнуло что-то горячее, я опьянел и почувствовал себя сильным, как никогда…
К чести человечества, надо думать, что наступит же, наконец,
момент, когда он очнется и
поймет, какой омерзительный смысл заключается в этом паскудном выражении «на водку», в котором теперь он видит нечто вроде подспорья.
Отступив от мира и рассматривая его с отрицательной точки, им не захотелось снова взойти в мир; им показалось достаточным знать, что хина лечит от лихорадки, для того чтоб вылечиться; им не пришло в голову, что для человека наука —
момент, по обеим сторонам которого жизнь: с одной стороны — стремящаяся к нему — естественно-непосредственная, с другой — вытекающая из него — сознательно-свободная; они не
поняли, что наука — сердце, в которое втекает темная венозная кровь не для того, чтоб остаться в нем, а чтоб, сочетавшись с огненным началом воздуха, разлиться алой артериальной кровью.
До сих пор, однако, Арбузов надеялся на то, что в самый последний
момент перед борьбой в нем, как это всегда бывало раньше, вдруг вспыхнет злоба, а вместе с нею уверенность в победе и быстрый прилив физической силы. Но теперь, когда борцы повернулись друг к другу и Арбузов в первый раз встретил острый и холодный взгляд маленьких голубых глаз американца, он
понял, что исход сегодняшней борьбы уже решен.
Но каждый раз, когда глаза ловили пятно грязи на её платье, на душу ему падала тревожная тень. Он не
понимал, как это случилось, что вдруг, в
момент, когда такая тень окутала его сознание, он, глубоко вздохнув, точно сбрасывая с себя тяжесть, сказал...
Все глаза были устремлены на эту предварительную операцию, которая приближала к самому любопытному
моменту. Ожидали, что Сганарель сейчас же должен был показаться наружу; но он, очевидно,
понимал в чем дело и ни за что не шел.
Потом я ничего не помню до тех пор, пока пришла судебная власть и полиция. Я спросил, который час, и мне сказали: девять. И я долго не мог
понять, что со времени моего возвращения домой прошло только два часа, а с
момента убийства Алексея — около трех.
Юрий
понял, что разговор идет о нем, и отвернулся от них в смущении, близком к непонятному страху. Но тотчас же, в тот же самый
момент, как ему казалось потом, когда он уже взрослым проверял свои тогдашние ощущения, над его ухом раздался равнодушно-повелительный голос Антона Григорьевича...
Татьяна Николаевна очень хорошо видела и
понимала его внутреннее состояние: он не прощал ей этого упорного отсутствия всякого поклонения его особе, и в тот
момент ей сильно захотелось, что называется, порядком проучить Ардальона Полоярова.
Августин (Исповедь), Томас Карлейль (S. Resartus), Паскаль (Мысли), Л. Толстой (Исповедь), Достоевский (Pro и contra в «Братьях Карамазовых») и др., если каждый из нас заглянет в свою собственную душу, рвущуюся к Богу среди мрака сомнений, душевной немощи и отяжеления, мы
поймем, какой актуальности требует вера, притом не только в первые
моменты своего зарождения, но и в каждый миг своего существования.
Окончательное суждение об Эн-соф, выражает ли оно трансцендентную сущность Бога или лишь
момент его нераскрытости в творении, чрезвычайно затруднительно: кто знаком с подлинной Каббалой, с характером ее изложения и методом, тот
поймет, насколько трудно поддаются ее учения окончательным формулировкам. Поэтому мы намеренно заставили, вместо собственной характеристики, говорить самые тексты.
Топпи покорно сел. С того
момента, как начал говорить Магнус, я как будто впервые перевел дыхание и взглянул на Марию. Что тебе сказать? Это была Мария. И тут я
понял немного, что именно происходит в голове, когда люди начинают сходить с ума.
— Ты ведь, — говорит, — кажется, не простой доктор, а учил две науки по физике, и
понять не можешь, что тут надо только схватить
момент, и тогда все можно. Не беспокойся. Это не твое дело: ты до нее не будешь притрогиваться, а мне Бибиков ничего сделать не смеет. Ты, кажется, мне можешь верить.
Он начал пятиться, но не прошел и двух аршин, как почувствовал, что его правая рука слабеет и отекает. Затем вскоре наступил
момент, когда он услышал свой собственный душу раздирающий крик и почувствовал острую боль в правом плече и влажную теплоту, разлившуюся вдруг по всей руке и по груди… Затем он слышал голос Максима,
понял выражение ужаса на лице прибежавшего следователя…
Он только
понял, что настал какой-то особенно страшный, критический
момент, когда понадобилось сосредоточить всю силу в правой руке и схватить волка за шею около затылка.
Люди эти, не
понимая того, что для греков борьба и страдания их героев имели религиозное значение, вообразили себе, что стоит только откинуть стеснительные законы трех единств, и, не вложив в нее никакого религиозного соответственного времени содержания, драма будет иметь достаточное основание в изображении различных
моментов жизни исторических деятелей и вообще сильных страстей людских.
Людвиг Станиславович. Конечно, вздор! Как вы не
понимаете, Торопец: тут взять
момент, когда страсть еще скрыта… она дрожит только в веках… но еще мгновение и… Грех — в этой линии плеч, в волнистом изгибе груди…
В первый
момент это смутило ее, но она
поняла, что смущение может ее выдать, и стала более властно обращаться со старухой.
Этот кусок льду, облегший былое я, частицу бога, поглотивший то, чему на земле даны были имена чести, благородства, любви к ближним; подле него зияющая могила, во льду ж для него иссеченная; над этим чудным гробом, который служил вместе и саваном, маленькое белое существо, полное духовности и жизни, называемое европейцем и сверх того русским и Зудою; тут же на замерзлой реке черный невольник, сын жарких и свободных степей Африки, может быть, царь в душе своей; волшебный свет луны, говорящей о другой подсолнечной, такой же бедной и все-таки драгоценной для тамошних жителей, как нам наша подсолнечная; тишина полуночи, и вдруг далеко, очень далеко, благовест, как будто голос неба, сходящий по лучу месяца, — если это не высокий
момент для поэта и философа, так я не
понимаю, что такое поэзия и философия.
Он стал
понимать это именно к своему ужасу, так как в его отношениях к ставшей так неожиданно быстро близкой ему женщине, чуть ли не с
момента ухода его из флигеля Минкиной после часов первого блаженства, произошла резкая перемена.
Он не
понимал, что именно с этого
момента он погряз в чувственном разврате и начал падать с головокружительной быстротой в пропасть порока без любви.
Ермак явился. Он был бледен, в глазах сверкали огоньки, губы дрожали. Он
понимал, что этот
момент решит дальнейший исход уже потребовавшего столько труда и жизней.
Они
понимали, что это самый благоприятный
момент для того, чтобы склонить государя не только к деятельному заступничеству за разгромленный французами мальтийский орден, которому, после взятия Мальты, грозило окончательное падение, но и к принятию на себя звания великого магистра ордена.
Невольно приходил на память Татьяне Берестовой этот последний разговор ее с Никитой. Его угрожающая фигура, с горящим, злобным взглядом черных глаз, стояла перед ней. Ей оставалось только дать согласие и впустить убийцу. Отступление ей было отрезано с
момента первого рокового свидания с беглым Никитой в Соломонидиной избушке. Она
поняла это и решилась.
«Восемнадцать лет — это целая жизнь! — проносилось в ее уме. — Да, несомненно, для нее это более, чем жизнь, это медленная смерть… Ее жизнь…» — Наталья Федоровна горько улыбнулась. Эта жизнь окончилась в тот день, когда она в кабинете своего покойного отца дала слово графу Алексею Андреевичу Аракчееву быть его женой,
момент, который ей пришел на память, когда она
поняла внутренний смысл бессвязного бреда больного Хрущева.
Она впала с этого
момента в какое-то забытье, обратилась в живого истукана, не
понимая совершенно, что с ней делается, отвечая на вопросы как-то машинально и двигаясь только по закону инерции.
Он отдавал и теперь дань увлечению ее чисто животной, плотской красотой, он
понимал, что эта женщина может заставить человека ради одного
момента обладания решится на все. Даже во время этого, только что окончившегося рокового свидания, когда она наносила ему оскорбления за оскорблениями, когда в тоне ее голоса слышалось глубокое презрение, были
моменты, когда он готов был броситься к ее ногам и целовать эти ноги, готовые спокойно и равнодушно втоптать его в грязь.